Что бальзам для сердца болящего.
« Вот, рубаху тебе я вышила, -
Говорит ему Леля ласково, -
Знаки Солнца на белом вороте.
До Зари Вечерней управилась.
Ночь-то нынче какая ясная!
Ярче всех ночей эта ноченька.
Видишь, там, вдали, на пригорочке,
Собираются красны девицы,
Собираются добры молодцы.
Что же мы с тобой в четырёх стенах?
Слышишь, нас они уже кликают».
И пошли они рука об руку,
Ночь дорогу им стлала под ноги,
Пряный воздух – что пиво хмельное,
Ликованием кровь наполнилась.
« Что за ночь такая волшебная? –
Говорил Гермес в изумлении,-
Никогда такой я не видывал!»
«Погляди вокруг, мой возлюбленный, -
Отвечала Леля игривая, -
Всякий ночь эту чтит и празднует.
И трава – то стонет на полюшке,
Сок гудит под корой древесною,
Дикий зверь, что младенец, ластится
К человеку, душою светлому.
Меж дубов, средь травы нехоженой,
Жар-цветок кровавою капелькой
Ополночь в лесу распускается
В месте том, где клады хоронятся.
Сторожат его змеи с жабами,
Только я возьму одолень-траву,
Одолею их чары чёрные.
А потом возьму я плакун – траву,
Изгоню их прочь с наших глаз долой.
В волосах моих травы сильные,
Никому супротив не выстоять.»
Речкой песня лилась с пригорочка,
Песня звонкая, величальная:
« Как по бору, по бору,
По вереску, вересу,
Ходит коник там воронёненький,
Ходит коник там с красной гривою.
А на том коне, а на том коне,
Там седло лежит, там седло лежит,
А на том седле, а на том седле
Там жених сидит, там Даждьбог сидит.
А за ним Морана вдогон бежит:
«Ты постой мой брат, погоди чуток,
Я скажу тебе, я скажу тебе,
Что люблю тебя, что тебя люблю,
Что с тобой пойду, я с тобой пойду».
И под ясными – то под звездами
Запылал костер желтым пламенем,
Искры в небо взлетали жаркие –
То Даждьбог шёл к Моране свататься.
А Морана-то, красна девица,
Серебром фата ее шитая,
Жемчугами платье усыпано,
Наряжалась в венки душистые,
Что по речке плыли мерцающей;
Косу лентами, да в последний раз,
Обвивала она шелковыми.
« А крепка ли любовь их пылкая?
Не притворством молчанье полнится?
Уж проверим то, испытаем то.
Ну-ка, брось в костры травы пряные,
Ну-ка, брось в огонь травы вещие» -
Ладно пели удалы молодцы,
Брали за руки своих суженых,
Брали за руки тех, кто по сердцу;
Зарумянились щеки девичьи.
Брал Гермес любимую за руку,
Сжал ладошку ее он бережно:
«Коль ладонь в ладони останется,
Коли жар огня не разделит нас,
Так и жизнь пройдем рука об руку,
Так и беды минуем вместе мы».
«Поглядим» - с улыбкой лукавою
Говорила Леля в ответ ему.
И во свой черед они прыгнули
Через жала яркого пламени –
Неразлучны остались руки их.
Что им жар огня ненасытного?
Жарче сердца любовь ретивого.
Подхватил их в пляс хоровод лихой,
Счастьем смех звенел переливчатый.
Лишь один не смеялся весело,
Лишь один на небо в тоске глядел.
Где удалость его беспечная?
Где весёлый нрав добра молодца?
По росе ли прошел медяной он?
Аль тоска с кручиной над ним летят?
Аль сковали да сердце вольное
Семь цепей сковали оковами?
Разорвал бы он цепи крепкие,
Отряхнул бы росу медяную,
Разогнал бы тоску с кручиной он.
Но любовью скована грудь его,
Шепчет ночью имя заветное,
Глубоко в душе схоронил он боль.
Коли воду пьёт – не запьёт ее,
Коли хлеб он ест – не заест её.
Застит солнце кручина черная,
Мутит мысли тайна заветная.
«Леля, Леля, - беззвучным шепотом
Шепчет звездам печальный молодец,-
Знать, забыла ты, не упомнила,
Песнь любви моей жаркой, пламенной,
Знать, под ноги бросила путнику
Ты молчанье моё звенящее,
Стёрлось, знать с твоей прялки старенькой,
Моё имя стерлось забвением».
Громче крика молчанье горькое
Показалось вдруг добру молодцу,
Как заслышал шаги знакомые,
Голоса услышал весёлые.
Точно тать в ночи схоронился он,
Слился свет его с тенью сумрачной,
Почернела душа от ревности.
**** **** ****
Глухо счастье, любовь беспечная,
В тихих шорохах леса тёмного
Только сов они слышат уханье,
Только песню фиалок дремлющих.
Говорила Леля любимому:
«Нынче встала я с зорькой ясною,
Расплетала я косу русую,
Надевала платье из бела льна.
За поля пошла, за туманные,
Шла по берегу земляничному,
Трав двенадцать с лугов двенадцати
Заклинаньем в венок сплетала я.
Но сгодятся ль они – не ведаю.
Лес надёжно прячет сокровища.
Где ж искать нам цветок таинственный?»
Отвечал ей Гермес с улыбкою:
«Вон, гляди, там Вереск склонившийся,
Он в беде подаст утешение.
Бузина, кто сгорает медленно,
И Берёза, царица светлая.
Ну, а вот и Орешник знающий,
Много мудрости в нём запрятано.
Может, он не откажет в помощи?
Может, он на просьбу откликнется?»
Пробежал он пальцами чуткими
По коре шершавой Орешника,
Зашептал слова заклинания,
На листвы похожего шорохи,
И пропел он имя заветное,
И откликнулось ему деревце,
Зашумели тонкие веточки,
Сорвалась лещинка незрелая,
Покатилась по стёжке скоренько.
Меж осин пугливых катилася,
Привела их к лесному озеру,
Там, где ивы печально клонятся,
Там, где вилы полощут волосы
И поют свои песни длинные.
И пришли они к дубу старому,
Под его- то корнями сильными
И исчезла лещинка быстрая.
Обошли они дуб тот посолонь,
А встречали их змеи с жабами,
Точно псы цепные ощерились,
Зашипели в бессильной ярости
На пришедших к месту заветному.
Но не дрогнула Леля смелая,
А сняла венок с головы своей,
Всё срывала с него соцветия,
Всё шептала слова напевные:
«Как хожу я по лесу-залесью,
Как хожу я росою рассветной,
Собираю я травы зельные,
С силой Неба, с Земною силой,
Да варю их в росе медяной.
Поливаю я теми травами
Все кусты да поля все с межами,
Как могучи-то травы зельные,
Но того могучей слова мои.
Слышат их две Зари-красавицы,
Слышит брат мой – Солнышко ясное,
Слышат звезды все с полузвездами».
Исчезали змеи ползучие,
Исчезали жабы шипящие,
Ядовитый туман развеялся
И расцвел цветок алым пламенем,
Жар- цветок с лепестками хрупкими.
Сорвала его Леля трепетно,
Прижимала к груди с опаскою.
И ворвались в лес ветер с бурею,
С гор восточных, лучами выжженных,
Затрещали дубы столетние,
Травы сильные полегли к земле,
Небо звездное почернело вмиг.
« Гамаюн летит, птица вещая!-
Прокричала Леля испуганно, -
За собой несет бурю лютую,
На крылах своих на пылающих!»
И схватил Гермес Лелю за руку,
Прочь из леса, смертью грозившего,
Он повлек через поле чистое,
Обогнать хотел бурю быструю,
Да укрыться в глубоком погребе.
Но настигла их буря лютая,
Прилетевшая с гор восточныих,
Озарилось небо сиянием,
Огласилось парящей песнею.
И застыла Леля недвижимо,
И смотрела она испуганно,
Как с небес спускалась вскипающих
На крылах огня птица вещая.
И не мог ее защитить Гермес,
И не мог уберечь любимую,
Лишь за плечи обнял дрожащие.
А из леса, бурей измятого,
Выходили звери – велик и мал,
Защитить пришли Лелю юную,
От судьбы защитить неведомой.
И запела песнь птица вещая,
Побелела Леля от песни той,
Только голову златокудрую
Не склонила, не покорилася
Перед горькой своею участью.
Ей одной понятна та песнь была,
Но тоску ее звери чуяли,
Позабывши вражду извечную,
Вкруг нее на защиту встали все.
Семя яда оставив горького
Улетела та птица вещая,
Обожгла крылом небо черное.
Взвыли волки вослед ей яростно,
Заревели медведи старые,
Заскулили лисы отчаянно.
Всем была им Леля защитницей,
Из зимы, из мороза лютого
Всякий зверь с тоской и надеждою
Ждал прихода богини радостной,
Ждал услышать песню звенящую
В первом всплеске ручья ожившего.
Где теперь ее радость детская?
Где сиянье в глазах задорное?
Слёзы льются капелью талою
По щекам, что белее савана.
« Что ты в песне этой услышала?»-
Произнёс Гермес мертвым шепотом.
Но молчала Леля в ответ ему,
Лишь рукой провела дрожащею
По щеке его, по губам его,
Лишь с тоской предсмертной в глаза его
Посмотрела сквозь слёзы горькие.
А когда сквозь окно раскрытое
В тишине, печально вздыхающей,
Лунный луч коснулся лица ее,
Прошептала Леля любимому:
« Горше нет того испытания,
Чем судьбу свою наперед узнать.
Чашу яда мне в душу вылила
Птица вещая песней огненной.
Всё теперь тем ядом отравлено,
Сквозь тоску свою на тебя смотрю,
Через боль свою говорю с тобой».
«Поделись со мной ядом, милая, -
Попросил Гермес Лелю грустную,-
Облегчи свою боль горючую,
Верю, вместе всё превозможем мы».
Отвечала Леля молчанием,
Слёзы чистые по вискам текли,
Изнывала сердце от злой тоски.
И седела ночь чернокудрая,
Над бедой рыдая над девичьей.
**** **** ****
Смежил чуть Гермес очи ясные,
И повис над ним неспокойный сон.
Тишина лесов пела песнь ему,
Алой нитью Дорога Адова
На исколотом шелке вспыхнула.
И возник на краю безмолвия
Тот, чей взор пронзил душу странника.
Чтоб тот взгляд забыть – мало жизни всей.
Чтоб тот взгляд постичь – мало памяти.
Указал он дубовым посохом
В поле вольное на семи ветрах.
А среди того поля вольного
Разглядел Гермес сквозь далекий стон
Разглядел березу-красавицу.
Пробудился он – всё лицо в слезах,
Болью сердце в груди колотится.
Опустевший дом тишиной кричит,
В очаге остывшем погиб огонь.
И как был – в рубахе небеленой,
И как был босой – прочь он кинулся,
Выбегал Гермес из ворот резных,
Горе лютое сердцем чуял он;
То ли ночь была, то ли ясный день –
Небо серое тяжелей свинца.
Где же поле то на семи ветрах?
Не туда ли птицы слетаются,
Покидая гнёзда родимые?
Побежал Гермес вслед за птицами,
За большими бежал и малыми,
И ступил на поле широкое,
И берёзу увидел юную.
А трава подле той берёзоньки
Вся горючей кровью окрасилась,
А по небу над той берёзонькой
Всё кружили, храня молчание,
Птицы малые да великие.
А в ветвях да у той берёзоньки
Лента белая, златом шитая.
Точно землю кто из-под ног украл,
Точно небо вдруг камнем рухнуло.
На колени упал в отчаянье,
И взревел Гермес зверем раненым,
И затих, не в силах осмыслить боль.
И глаза, к слезам непривычные,
Вдаль смотрели, но тьму лишь видели.
Сколь прошло неведомо времени,
И поднялся путник с колен своих,
И чужим говорил он голосом,
Обнимая березу белую:
« Ах ты зоренька моя ясная,
Лучик светлый на небе сумрачном,
Ты жива, ты жива, любимая…
Стонет Мать-Земля от отчаянья,
И Отец-Сварог почернел, скорбя,
И склонили братья печальные
Пред тобой свои буйны головы,
И сестрицы оделись трауром.
Позову тебя – не откликнешься,
Птицы смолкли от горя черного.
Где ж глаза твои изумрудные –
Лишь листва шелестит испуганно.
Где же волосы золотистые –
Луч зари, в ветвях заблудившийся.
Где же стан твой гибкий, красавица –
Лишь берёзка склонилась юная.
Где же песня твоя волшебная –
Тишина кричит птицей раненой.
Кабы сам корнями я в землю врос,
Чтоб с тобою быть, моя Лелюшка…
Но не сок во мне – кровь багряная,
И судьба моя – в путь отправиться.
Если ты этот мир покинула,
Так и мне тут места не сыщется.
Всем чужой я здесь, неприкаянный,
Лучше б мне погибнуть на том мосту…
Не вернут тебя слёзы горькие,
Не вернет и месть беспощадная,
Но обречь на молчанье вечное
Я не в силах тебя, любимая.
Ты прости меня, моя Лелюшка,
Потерпи свою боль последнюю.
Видно, небом мне так назначено:
Тем несу погибель, кто дорог мне».