top of page

Уж не скрыть ему кожу жабию,

Не укрыть сединою ложною

Грязной тины болотной локоны.

Борода растекалась ряскою,

А рука его с перепонками

Потянула певца к погибели,

Повлекла в своё царство мрачное,

Прочь тянула со света белого.

Но ударил певец в отчаяньи

По руке с перепонкой жабией

Воронёною сталью острою –

Кровь зелёная ливнем хлынула.

Во второй раз ударил с силою

По руке с перепонкой жабией

Воронёною сталью острою –

Мышцы крепкие разрывалися.

А во третий раз бил со злобою

По руке с перепонкой жабией

Сталью острою, воронёною –

И порушились кости  твёрдые.

Погружался болотник медленно,

Исчезал в пучине вздыхающей.

Отвернулся путник от нечисти,

Лишь с добычей уйти намерился,

Как схватил старик его  за ногу,

Да рванул на дно его с силою.

Вот вонзился  нож  в чрево  жабие –

До колен  захватило путника.

Вот вонзился нож в горло толстое –

Затянуло Гермеса по пояс.

Вот вонзился нож в сердце злобное –

Отпустило болото пленника.

Невредим певец вышел на берег,

Шёл он прочь с добычею трудною,

Оставляя трясину мёртвую.

Ох, непрост был чужак, да ненашенский,

На шее крест был, да перевёрнутый.

 

****                     ****                           ****

 

Вот  пришёл Гермес на поляночку,

Кони Хорса умчались к западу.

Очертил он круг ограждающий,

Для костров  положил он хвороста,

Зажигал он кремнем живой огонь.

А на небе-то на темнеющем,

Месяц бледный, да кверху рожками,

Солнце нечисти просыпалося,

Из  могил поднимало брошеных,

Из гробов поманило  умерших.

Пред собою глядя невидяще,

Приближались к певцу покойники,

Как один брели  они к страннику,

Чуя кровь живую, горячую.

Тут костры ярким жаром вспыхнули-

То  Огонь поспешил  на выручку,

Защитить торопился путника,

Уберечь от нечисти  жаждущей.

Заплясали костры неистово,

Заметались драконы алые.

Вот запел колдун заклинание,

Ровным голосом, сердцем пламенным – Отрывались драконы алые

От костра, плясавшего яростно,

Настигали они покойников,

Мертвяков осыпали искрами.

Словно  факелы трупы вспыхнули,

Занялась огнём плоть истлевшая

И зловонным тленом повеяло.

Всех спалили драконы алые,

Одного лишь они не тронули,

А толкали в круг ограждающий,

К колдуну, заклинанье певшему –

Слово тайное духу пламени.

Как схватил, да рукою сильною

Мертвяка певец разъярённого,

Как ударил  оземь гнилую плоть,

Да вонзил он в грудь  сталь холодную,

Да собрал в сосуд кровь тягучую,

Тело мёртвое тут  же вспыхнуло,

Пеплом серым лежать осталося –

Собирал колдун его тщательно,

Да в мешок заплечный укладывал.

Угасало пламя, насытившись,

Остывали  угли горячие.

А Гермес спешил к тёмной реченьке,

К тихой заводи, к ивам плачущим.

Только месяц был ему спутником,

Только совы след его видели.

Обнажал певец тело белое,

Заходил певец в воду спящую,

Набирался сил исцеляющих,

На душе он раны залечивал.

Подплывала к нему русалочка,

В темноте ночной неприметная:

«Ты почто пришёл ночкой тёмною,

Потревожил воду дремавшую?

Отчего тоской глаза полные?

Аль беда с тобой приключилася,

Али сердце чует неладное,

Или грусть-печаль в душу канула,

Иль не рад ты встрече негаданной?»

Отвечал певец тихим голосом:

«Не беда со мной приключилася,

И не чует сердце неладного,

И не грусть-печаль в душу канула,

А не рад я встрече негаданной,

Не тебя в ночи ждал увидеть я.

Дорогую же цену требует

Продолженье Дороги Адовой».

«Не кручинься ты, друг мой ласковый,-

Прошептала ему русалочка,-

Посидим с тобой мы на травушке,

Ты мне песнь споёшь на прощание,

Я веночек сплету лазоревый

И тебе  надену на голову,

Чтобы ты не забыл русалочку,

Чтобы память хранил о девице».

И вдвоём они вышли на берег,

Заиграл Гермес песню грустную,

Он прощался навек с любимою,

Он судьбу оплакивал горькую.

И шептала ему русалочка,

Надевая венок лазоревый:

«Смерть несёт не злодей  безжалостный,

И не враг задумал погибель мне,

Кто забрал моё сердце девичье,

Заберёт и жизнь мою краткую…»

И  окрасилось тело нежное

Тут горячею кровью красною –

То вонзилась сталь воронёная

В сердце девичье, в сердце чистое.

На руках у друга любимого

Умирала русалка юная,

Наземь падал венок лазоревый,

Кровью алой цветы окрасились.

 

****                     ****                      ****

 

Положил русалочку мертвую

Путник на траву, на багряную,

Срезал локон ее он шёлковый,

Кровь ее смешал с упыриною

И с зеленой кровью болотника,

Из руки его с перепонками.

Занялася кровь синим пламенем,

И могучие знаки тайные

Рисовал он на теле девичьем,

Алтарем он сделал русалочку

Продолженью Дороги Адовой.

Пробуждал он знаки могучие,

Имена пропел он их тайные.

Небо тьмой закрылось рассветное,

Налетели-то тучи тёмные,

Разорвали тьму светом молнии.

Громы грозные сверху грянули –

Ржанье конское им откликнулось,

Тьма коня выпускала сильного,

Звезды стали ему подковами,

Хвост и грива – что  крылья ворона,

Из ноздрей его жар пылающий,

Стук копыт по небу разносится,

Тень летит над рекою спящею.

И узда его златом шитая,

И седло его серебрёное –

То ли сын скакуну он Одина,

То ли брат он коням Стрибоговым.

Чёрным вихрем летел он к всаднику,

На дыбы он встал, жарко  фыркая,

Головой мотнул непокорною.

И вскочил Гермес ему  на спину,

В  стремена продел ноги резвые;

Конь умчал его в небо буйное,

Нёс навстречу слепящей молнии.

Расступились-то  тучи быстрые,

И  во всей красе открывалася

Среди звезд ночная жемчужина.

И менялся лик ее призрачный,

Лунный зверь обращался птицею,

Заиграли лучи воскресшие,

Словно солнце  зимой закатное.

 

****                     ****                     ****

… Из  далеча-далеча,

По полям по вспаханным,

По лесам нехоженым,

Поспешал певец аки серый зверь,

По следам неотступно следовал,

Что оставил прислужник Герцога,

Некромант, ведомый  безумием…

 

 

По траве  сырой с зорькой красною

Шёл старик седой стана крепкого,

Был высок и тощ, аки клён сухой,

И клюка в руке в крюк изогнута.

Он богам поклонялся проклятым,

Он богам был слугою свергнутым,

Коих мир встречал с отвращением

И познает вновь в час неведомый.

Одного лишь ждут слуги тайные-

Что подаст им знак Герцог изгнанный,

Кому пищей – живых страдание,

Чьи охотники всюду рыскают,

Похищают людей безжалостно.

Сорок долгих лет словно день один

Посвятил старик некромантии.

Сорок долгих лет словно день один

Он искал ту Дорогу Адову.

Но молчат о ней книги древние,

Мудрецы блуждают в незнании,

Люд простой и слыхом не слыхивал.

И на всей земле был ведун один,

Сохранивший то, что завещано.

Духи мёртвых о нём поведали,

Заплатил он им кровью красною,

К ведуну тому в путь отправился,

Кто свой век доживал отшельником,

Чтоб узнать исток у Дороги той,

Чтоб  до трона дойти до тёмного.

И в закатный час поздним вечером

Шёл по лесу он по дремучему,

Не искал он тропок проторенных,

Обходил лесорубов возгласы.

Но врагом возник куст калиновый,

Обожгла пронзительным холодом

Горло сталь  калёная острая.

Не разбойник то был, не тать лесной,

Не искал он злата на поясе,

А искал он путь до отшельника,

Чтоб  ступить на Дорогу Адову.

Захотела взять юность дерзкая

То, что старость копила издавна.

И, к сосне привязанный путами,

На  заре на ясной на утренней,

Рассказал с последним дыханием

Некромант дорогу к отшельнику.

Боль его языком задвигала,

Не умела лгать, правду молвила.

И поклялся он страшной клятвою

Отомстить незнакомцу тёмному

В день, когда добредёт до Герцога,

По пути добредёт короткому,

Коли смерть его неминуема…

 

…А Гермес меж тем в  путь отправился,

В путь к отшельнику, ко Всеславичу.

И гитара с замками  дивными

Заменяла тень ему верную…

 

****                          ****                    ****

 

 Странный  мир открывался путнику,

Погребённый в песках пылающих;

Ни лесов, что взору привычные,

Ни холмов с травою некошеной,

Ни домов с расписными ставнями.

Лишь лазурная высь – ни облачка,

Ветер гонит пески сыпучие,

Всё окрест полыхает золотом.

Есть ли жизнь в этом мире огненном?

Или смерти здесь царство древнее?

И, пронзая вихри песчаные,

Конь помчал его в даль пустынную,

Ни души им в пути не  встретилось.

Вскоре ширь почернела ровная,

Показался город сияющий.

Всюду башни видны высокие,

Зеркалами окна украшены;

Люди странные шли по улицам –

Безволосые, круглолицые,

Вместо рта у них кожа медная.

На приезжего и не глянули,

Обошли безучастно  всадника.

И привычные лица встретились,

Но меж них попадались дивные:

Третий глаз смотрел по-совиному,

Взгляд пронзал его немигающий,

Ровно в душу певцу заглядывал.

Впереди возвышался призрачно

Чёрной тучей замок ониксовый.

Перед ним на безмолвной площади

Словно воины,  пальмы ровные

В ряд стоят, под ветром колышатся.

По траве ходят птицы гордые,

Похваляясь хвостами пёстрыми.

Под уздцы коня путник к замку вёл,

На ступени дивился алые,

Точно кровью красной пропитаны.

На людей дивился безмолвных он;

Взял коня один его доброго,

Провожал второй в замок странника.

Миновав ступени багряные,

Миновав ворота зеркальные,

Званым гостем в замок входил певец,

Расписные стены осматривал,

На полах изучал мозаику,

Но и, помня привычку давнюю,

Замечал он путь, коим шествовал.

Постепенно восторг неведенья

Заменялся холодным ужасом.

Понимал Гермес с замиранием,

Кто хозяин замка уютного.

Вспомнил он, что слыхал про Герцога,

Про дворец роскошный, ониксовый,

Понимал, что живым не выбраться,

Разве чудо спасёт великое.

Отступать назад было некуда:

Распахнулись двери широкие,

И ступил певец в залу светлую,

Озираясь кругом растерянно.

Стены тут искусно раскрашены,

И полы чёрно-белым мрамором,

И столы с белоснежной скатертью,

Кубки сплошь на ней все хрустальные.

Но стоят на полу сияющем,

Чуть дыша и боясь подвинуться,

То ли люди, а то ли нелюди,

Этот с флейтой, а этот с лютнею,

А у тех инструмент неведомый.

Одного  узнал он негаданно –

Верный враг ухмылялся  искоса,

Не скрывал торжества злорадного.

Отвернулся Гермес презрительно,

Стал глядеть на роспись настенную.

Про себя думал думу мрачную,

Некроманта кляня живучего.

Заманил старик его к Герцогу,

Иль Дороги то воля Адовой?

Иль судьбы то шутка жестокая?

Знать, недолго петь сердцу гордому,

Не сносить ему буйну голову,

Не видать ни края родимого,

Ни подножия трона тёмного.

 

****                      ****                       ****

 

Вот входили, да в залу светлую,

За столы садились богатые

Сам хозяин с женой и свитою.

Музыканты склонили головы,

Странник также  поспешно кланялся.

Вот вводили да в залу светлую

Слуги пленника на заклание.

По рукам  и ногам повязанный,

Был белее он снега белого,

Двадцать зим ему было от роду.

И смотрели все, да на юношу;

Некроманта же взор сжигающий

Об отмщеньи просил у Герцога.

Подвели обвитого путами

Слуги пленника обречённого,

Подвели они его к жернову,

Плоть невинных людей моловшему.

Потекли по щекам безжизненным

Слезы горькие, слезы чистые.

И подумал Гермес отчаянно,

Что черед его будет следующий.

Жернова закрутились медленно,

Улыбнулся хозяин весело.

Тут запел Гермес громким голосом,

Заиграли-то струны звонкие;

Поразился люд дерзкой смелости,

А палач застыл в изумлении.

Повелел хозяин немедленно

В жернов кинуть певца да темного,

А Гермес запел краше прежнего,

Колдовали пальцы над струнами,

И не голос Герцога властвовал

В зале светлой, людьми заполненной,-

Там Гермеса царило пение,

В танце адском по струнам бегали

Пальцы легкие, словно пёрышки.

Поднималась волна безумия,

Захватила толпу оковами,

Друг на друга  слуги накинулись,

Заблестели мечи голодные,

Гости падали на пол, корчились;

Кто и вовсе лишившись разума

Завертелся юлою быстрою,

Кто себя убивал с улыбкою,

А кто плакал в углу испуганно.

Колдовским мороком захваченный,

Некромант рукою дрожащею

С пола поднял меч окровавленный,

Да и в сердце себе вонзил его.

Умирал старик второй смертию,

Понеслась душа в бездны  мрачные.

И стоял над людским безумием

На столе, да на белой скатерти

Тот, чей голос витал под сводами,

Тот, чьё пенье лишало разума.

И сидел хозяин с хозяйкою,

С интересом взирал на зрелище.

А народ шумел пуще прежнего,

Растерял он остатки разума,

По телам он плясал безжизненным;

Кто и на пол валился замертво,

Кто кинжалом острым размахивал.

Вдруг порвались струны басовые,

И умолкла песня безумия.

И в агонии люди падали,

Умирали вослед за струнами.

И промолвил Герцог с улыбкою,

Поглядев на трупы презрительно:

«Угодил ты мне, путник, песнею,

Накормил глаза мои досыта.

И за песнь твою за чудесную

Из  людей ты первым окажешься,

Кто покинет замок ониксовый,

Кто кровавой избегнет участи.

Возвращайся на путь свой проклятый,

Вновь ступи на Дорогу Адову».

Обратился Гермес к хозяину:

«Отпусти ты со мною пленника,

Он один уцелел в безумии.

Его мясом ты не насытишься,

Боль его тебя не порадует».

Развязал Гермес путы крепкие,

Да из замка он вывел пленника;

Молодецким он громким посвистом

Подозвал коня к себе доброго.

С благодарностью за спасение

Поклонился певцу да в ноженьки

Избежавший ужасной участи:

« В путь далёкий, в дорогу дальнюю

Ты возьми с собой друга верного.

Днём как тень за тобой последую,

Буду оком в ночи недрёманным».

На коня они сели резвого,

И взмывали в небо лазурное,

И навстречу Солнышку ясному

Полетели как птица черная.

Ох, непрост был чужак, да ненашенский,

На шее крест был да перевёрнутый.

 

****                   ****                      ****

 

И привёл его друг негаданный,

В мир диковинный, в мир невиданный.

Хорс коней стреножил над соснами,

А Стрибога внуки игривые

Шелестели листвой  багряною.

Змеи в норы ползли глубокие,

Мать-Земля укрывалась золотом.

И летели по небу синему

Перелётные птицы вольные.

Погибал Колоксай  Сияющий,

Принял гибель от братской зависти.

Вот сходили с  коня волшебного,

Шли по лесу  они осеннему,

bottom of page