Он стоял, смотрел настороженно.

Мышцы ныли от нетерпения,

Но усилием он их сдерживал –

Даст погоня им наработаться,

Утомит Охота их Дикая.

Влагой в спину ему повеяло –

Глядь, водой болотной нечистою

Весь овраг до краёв заполнился.

Липкий страх змеёй ядовитою

Выползал и гнал его к рощице,

С ног сбивал его ветер яростный,

Ветки кожу ему царапали,

Словно волки кусты ощерились,

Не пустить, задержать пытаются;

Родники бездонными реками

Разлились под ногами быстрыми,

Не надеясь найти и отмели,

Он шагал в их воды бегущие –

Как туман они были призрачны.

И касались пальцы бесплотные

Ног его, по камням ступающим.

Вновь бежал по траве колючей он,

Ветер в грудь его бил безжалостно,

Не  пускал он к  кругу заветному.

И огонь стал брату помощником,

Пробежал он змейкою алою –

Затрещали сухие веточки,

Поднималась стена горячая.

Но, лицо защитив одеждою,

Он прошёл сквозь стену смертельную,

Невредимым вышел из пламени.

Голосами тут лес наполнился –

Словно матушка позвала его,

Иль отец окликнул по имени,

Или та, кто во сне является…

За листвой уже круг виднеется,

Позади – голоса зовущие,

За спиной – голоса  любимые.

Сердце к ним рванулось неистово,

Ноги шли тяжело и нехотя.

Шаг, еще, до круга заветного,

Через боль, через страх панический,

Через память, мечту и преданность

Пал он кругу  в объятья синему,

Голоса утихли манящие.

Замер лес, внимал победителю.

Стал Гермес ростом выше ясеня,

Голос барда, что эхом вторился,

Возвестил свою власть торжественно

Над Огнём, кто сжигает холодом,

Над Землёй, кто хранит сокровища,

Над  Водой, кто памятью полнится

И над Ветром, кто ищет мудрости.

И стихии склонили головы,

Покорились барду бесстрашному…

****                    ****                          ****

Он проснулся вблизи полуночи,

Тёплый дождь сквозь ветки накрапывал,

По щекам слезами солёными

Капли в траву стекали медленно.

Дождь, душе его братец названый,

Щедро силой его одаривал.

Что шептал ему мягким шепотом –

Одному лишь Гермесу ведомо.

И, гитару в чехол заправивши,

Долго он глядел в небо серое,

Как в глаза невесте возлюбленной,

И ловил он ладонью капельки

Словно ласки ее желанные.

А из  речки, в туман одевшейся,

Выходили к нему  русалочки

Три сестры с волосами длинными,

Три Луны, что в одну сливаются.

Обратилась к страннику младшая:

«Не забыл ли меня любимый мой?»

Отвечал Гермес той русалочке:

«Если вырвут сердце ретивое,

Если срубят голову буйную,

Хлынет кровь моя проливным дождём,

Лишь тогда о тебе забуду я,

Дева юная, лебедь белая».

Погрустнели глаза русалочки.

Не о том вопрошала странника,

И не те слова она слышала.

Не забыл он про ночь недавнюю,

Но забыл свой дом, свою родину.

Как не зрят корней ветви юные,

Как не помнит древа опавший лист.

Растворились тут две русалочки,

Исчезали в тумане призрачном.

Всколыхнулися вербы  спящие,

Ветер воду погладил  ласково.

Говорила Гермесу младшая,

В лёгком танце неуловимая:

«Не боишься ты зверя лютого,

Не бежишь от врага заклятого,

Над своими страхами властвуешь.

Но того ты, певец, не ведаешь,

Что глядишь в глаза тёмной пропасти

И страшишься взгляда ответного.

Зоркий взгляд твой быстрее сокола,

Острый слух твой что зверя хищного,

Лучше волка ты чуешь запахи,

Но не видишь ты тень ползущую,

Но не слышишь ты злого шёпота

И не чуешь беды негаданной.

Тот, кому ты ведьму пожертвовал,

По пятам твоим всюду следует.

Он хранит свою злобу древнюю,

Копит яд до поры до времени».

****                       ****                      ****

За пуховую нить принималася

Мастерица-Заря ясноокая,

Вышивала узором затейливым,

Полотном устилала да Солнцу  путь.

По сырой траве против солнышка,

На погост на старый заброшенный,

На заросший да небом проклятый,

Где кресты покосились дряхлые,

Провалились могилы древние,

Шёл  певец шагами широкими,

Чуя тени голодной нечисти.

И трава стоит – не шелохнется,

И молчат грачи, да на тополях.

Только ветер дикий неиствует,

Крутит кругом верхушки голые.

Доставал Гермес кол осиновый,

И вбивал в могилу решительно,

Рисовал ножом он заклятия,

Знаки древние, да могучие.

И ломал ногой он безжалостно,

Все кресты валил он трухлявые.

И с погоста того он мрачного

Убегал к болоту стремительно,

Чтоб добыть, что демон советовал;

Отыскать он спешил хозяина

В том болоте, заросшем тиною,

В той трясине,  добычи жаждущей.

Воздух влагой гнилой заполнился,

И застыл певец в удивлении:

Он увидел не кочки редкие,

Увидал он кусты шиповника.

Не камыш, под ветром склонившийся,

А поляну, цветами полную.

Не лягушек услышал кваканье,

А  синичек он пенье звонкое.

Издали манила приветливо

Вся вьюнком избушка заросшая,

И дышала покоем ласковым,

И   сулила приют прохожему.

По поляне той прямо к страннику

Шёл старик босой благообразный.

Подойдя, певца брал он за руку,

Зазывал к себе гостя редкого,

Чаровал беседою тихою:

«Ой ты гой еси, добрый молодец,

Знать устал в пути ты, намаялся,

Ты зайди в мою хату тёплую,

На  перину ты ляг пуховую,

Угостись ты яствами щедрыми,

Выпей чарку ты зелена вина».

Но не слушал речей заманчивых,

Не спешил принять приглашение,

А достал колдун сталь холодную,

Сталь холодную, вороненую.

О защите просил он пращуров,

Призывал он предков в помощники.

Тотчас чары пред ним развеялись:

Исчезали  кусты шиповника,

В кочки мшистые превращалися.

Увядали цветы лазоревы,

Камышом они обращалися.

Утихало синичек пение,

Только громко лягушки квакали.

А старик, хозяин приветливый,

Стал болотным царём уродливым.