В темноту густую полночную.
Сам не свой вернулся он в старый дом.
Та, кого он звал своей матерью,
Тот, кого отцом почитал своим-
Вмиг чужими Гермесу сделались.
В пояс им певец низко кланялся:
«Не вините меня вы попусту,
Не судите меня вы с горечью,
Кровь зовёт меня, кровь кипит во мне,
Вся душа моя разрывается,
Но пришла пора мне ступить на путь,
Без оглядки в свой путь отправиться»
Снял гитару он со стены свою,
Взял он хлеб оставшийся с ужина,
Слёзы матери на глазах его
Защипали и в сердце хлынули.
На порог ступил он в последний раз,
Гнев отца горящим отчаяньем,
В спину хлынул ему проклятием:
«Проклят будь навек в доме отчем ты.
Не найти приюта тебе нигде,
Не найти тебе ни пути, ни сна.
Проклинаю я своей горечью,
Весь твой род беспутный, всю кровь твою.
Пусть надежда всё стороной идёт,
Пусть мечты все прахом рассыпятся.
Боги светлые отвратят свой лик,
Боги тёмные вслед плюют тебе.
Трижды девять раз проклинаю я.
Уноси ж проклятье отцовское
Как тяжёлый крест на плечах своих».
**** **** ****
Степь ковыльная на семи ветрах
Расстилалась ковром пред путником.
В небе синем зловещим вороном
Надвигалась туча кипящая.
Шёл уставший, тяжёлой поступью
Через степь Гермес через вольную,
Когда камнем стал на пути его
Враг заклятый в плаще изношенном,
Свет несущий кому название.
Прочь слетела усталость с путника,
Плечи сильные вмиг расправились,
Напряглись тетивою крепкою
Мышцы, яростью запылавшие.
Бросил недруг с усмешкой страннику,
Как змею гремучую под ноги,
Слово, ядом и злобой полное:
« Лесом станет ковыль склонившийся,
И земля под тобой разверзнется.
Зарастут следы твои вереском,
И тропа рассыплется лунная
Нитью жемчуга перерезанной.
Я спускался в бездны подземные,
Поднимал я мёртвых заклятием,
Прах ушедших в туманы воинов.
Под личиной мести пылающей
Некроманта я вёл безумного».
Так в ответ ему говорил Гермес:
«Похваляешься ты умением
Мертвецов тревожить в приюте их,
А вернуть живому дыхание
Не сумеешь ты, хоть бахвалишься.
Исцелил я рану олению,
Возвратил дыханье охотнику,
Жизнь вернул лесному хозяину».
И промолвил враг, словно выплюнул:
«Суть дыхания - жар неистовый,
Страсти пыл и огонь желания,
В буйной пляске я ворожил его,
Оглашая лес рёвом шабаша».
Так на вражью речь отвечал певец:
«Тот огонь, что пылал на шабаше,
Я от плена спас и погибели,
Силой вырвал я меч из дерева,
Заклинанье разрушив яростью».
Дерзко глядя на небо вольное,
Говорил Люцифер задумчиво:
«Поцелуй, у ведьмы украденный,
Ветром знойным губы обжёг мои,
Кровь из вен её перерезанных
Молодым вином разлилась во мне,
Крик её, во тьме угасающий,
Из глубин бездонных привёл меня».
Закрывал певец очи ясные,
Подставлял лицо ветру тёплому.
Говорил с улыбкой незлобною:
«Знаю я тот ветер, кто волосы
Теребит твои, как листву берёз,
Кто твой плащ развивает парусом,
Кто смеётся птичьими трелями,
Кто приносит весны дыхание,
Кто капелью звенит на солнышке.
Спас его я от плена тяжкого,
Ленту, связанную заклятием,
Снял я с ветки дерева старого».
Проведя рукой по ковыль - траве,
Враг сорвал василёк лазоревый:
«Как цветка стебелёк беспомощный
Оборвал я жизнь той русалочке,
Рисовал на ней знаки древние,
Кровью алой на теле девичьем».
Омрачился тоскою давнею
Взгляд Гермеса, в даль устремившийся,
Он сказал в ответ тихим голосом:
«У речной хозяйки похитили
Чадо малое, беззащитное,
Унесли его в лес кикиморы,
Чтоб царём болотным назвать своим,
Я вернул ребёнку судьбу его,
Возвратил его в руки матери».
Сбросив плащ на землю, промолвил враг:
«Дал я волю звериной ярости,
На толпу крестьян гнев свой выплеснул.
Вдоволь выпил крови горячей я,
Вдоволь мяса съел человечьего».
Ярость вспыхнула острым пламенем,
Сжав её в кулак, отвечал колдун:
«На пиру у Герцога лютого
Напускал я безумье песнею.
Только в том заслуги не вижу я,
Чтоб над смертью людей возвыситься.
Я обрёл тогда друга верного,
То деянье достойно памяти».
**** **** ****
Наливались мощью звериною
Люцифера мышцы железные,
Шерсть клоками росла медвежия,
Взгляд зажёгся огнём неистовым.
Стал он ростом почти две сажени,
И из пасти зловонной вырвался
Рёв матёрого зверя лютого.
Рыл он землю когтями острыми,
Мял он траву лапой тяжёлою.
Из глубин бездонных души своей
Слышал бубна удары мерные
Путник, разумом помутившийся.
Вдруг поблекли все краски яркие,
Ближе стали степные шорохи,
Нити запахов оплели его,
Волчий вой пронзил небо хмурое,
Серый зверь стоял вместо путника.
Запах ярости необузданный
В нос ударил жарким безумием,
Густо шерсть на загривке вздыбилась,
Обнажились клыки опасные.
Низко морду свою наклонив к земле,
Он смотрел на медведя грозного,
Что на лапы задние вздыбился.
Воздух вздрогнул от их рычания,
Когда звери навстречу ринулись.
И в неравной схватке сошлись они,
И неравною силой мерились.
Частокол клыков, словно шквал мечей,
В жажде крови испить обрушился
На рычащий камень медвежьих мышц,
Но в доспехе прочном увяз стрелой.
Враг вертелся вихрем вокруг себя,
Только легче ветер поймать рукой,
Чем от волчьих клыков избавиться.
И слетались над полем вороны,
Ждали крови трупов предвестники.
На версту вокруг полегла трава,
И земля примялась от битвы той.
Содрогнулось небо от ярости,
От рычания громогласного.
Трижды так сходились в бою они,
Трижды бил таран стену крепкую.
В теле волка в ранах кричал Гермес,
Пеленой легла на глаза его,
Кровь горячая небо застила.
И следы объятий медвежиих
До костей прожигали пламенем.
И иссякли силы звериные,
Лапы крепкие его предали.
Тяжело дыша, рухнул наземь волк,
Скорый пир почуяли вороны.
В исполинский рост поднялся медведь,
Рык издав, окрест разлетевшийся.
Только рёв звериный бессилен был
Заглушить слова еле слышные:
«Не жалей ты лап изувеченных,
Не щади ты жил перерезанных,
Ты толкни меня из последних сил,
Впейся в шею копьём медвежию,
Смерть свою одолей отчаяньем».
Так рекла ему Мать Сыра Земля,
Так сжимал Гермес свою боль в кулак,
Так вслепую кидался яростно.
И солёный вкус крови ворога
Ощутил он пастью разорванной.
Рухнул наземь волк изувеченный,
Чтоб вернуть себе тело прежнее.
Полумёртвый зверь пал в ковыль- траву,
Человеком очнулся раненным.
Кровь по шее стекала алая,
Кровь из раны от пасти волчией.
В удивленье вставал он на ноги,
Трогал шею рукой дрожащею:
«Помогла тебе Мать Сыра Земля,
Но теперь её власть кончается,
Человек с человеком встретится,
В новой битве мериться силою».
Доставал он свет из глубин души,
Облачался ярким сиянием,
То сиянье в кольчугу прочную
На плечах его превращалося.
Собирал с травы солнца отблески,
Крепкий щит из них сотворил себе,
Солнца луч поймал он полуденный,
И копьём сиял он в руке его.
Оглядел Гермес всё вокруг себя,
Свет над миром яркий царит сейчас,
Только Света нет сотворённого,
За которым бы Тьма не пряталась.
Подобрал он тень из-под ног своих,
Как доспехом прочным оделся ей,
По следам зверей собирал он мрак,
Прочный щит сплетал заклинанием.
У ковыль - травы окровавленной
Отсекал он тень, чтоб поднять её,
Как секиру поднять голодную.
И в обличье света слепящего
Люцифер на врага обрушился.
Без молитв, без богов, без жалости,
Всё благое оставив вечности,
Тёмный воин в сиянье кинулся.
Светоносный копьём блистающим
По нему разил яркой молнией,
Жёг доспехи, из Тьмы сплетённые,
Кровью ран сокрушал соперника.
Отступал Гермес в тьму под натиском,
Но от света ударов жалящих
В клочья рвались тени ползущие.
Бил секирой певец противника -
Щит удары сжигал сиянием,
По кольчуге, светом искрящейся,
Тени в траву стекали падшие.
И щитом своим, словно палицей,
Бил колдун врага светоносного.
Наземь падал воин сияющий,
Опаляя твердь застонавшую.
И, отбросив прочь бесполезный щит,
Брал певец секиру тяжёлую,
В обе длани зажав заветную,
Размахнувшись, разил противника.
Но кольчуги свет ослепляющий
В прах сжигал удары могучие.
Улучив момент, извернулся враг,
И лучом копья поразил его.
Пал Гермес ударом подкошенный
На ковыль- траву опалённую,
Но поднялся вмиг он рывком одним,
Чтоб не встретить гибель до времени,
Чтобы смерть не принять незваную.
Бил Несущий Свет яркой молнией,
Грозовым раскатом неистовым.
Всё заполнилось светом яростным,
И в самой себе укрывалась Тьма,
Чтоб не сгинуть в незримом пламени.
Тяжелей свинца стал Гермесу щит,
Пеленой глаза его застило,
Ударял он секирой наотмашь,
Силясь в свете достать противника.
И доспех его окровавленный
На плечах висел, словно рубище.
Тут над полем сияньем залитым,
Закружились на пир спешащие,
Слуги Одина, враны чёрные,
Криком резким, свет разрывающим,
Созывали братьев для помощи.
И слеталась стая могучая,
Тучей грозною надвигалася,
Пламя неба затмила крыльями,
И бросала тень на ковыль-траву,
Чтоб нашёл певец в ней спасение.
Взял с земли Гермес тень холодную,
Слово тайное прошептал он ей,
И накрыла Тьма чёрным куполом
Всё, что было сияньем залито.
Словно в дом родимый пришёл певец,
Тьма держала его в объятиях,
В лепесток огня сжался яркий Свет,
Миг назад ослепивший путника.
Словно хищный зверь в диких зарослях,
В паутине тьмы Люцифер бродил.
В Чернобога снах неразгаданных,
Одиноким скитался призраком.
Липким страхом шипенье тихое,
Оплетало душу противника,
Не по тверди ровной он делал шаг,
По ковру он ступал змеиному,
По узору из пастей жалящих,
И плющом ползущим ступни его
Оплетали кольца скользящие.
Содрогнулась Тьма криком ярости,
И, себя не помня от ужаса,
Змей клубки на копьё накалывал,
Наступал на жала шипящие,
Ленты змей ногами отбрасывал,
С Тьмой кромешной бился Несущий Свет.
Вой волков заглушил шипение,
Своры клич, свежей крови алчущей.
Шелест хищный в ночи послышался,
Сонмы крыльев градом обрушились.
Горло сжал петлёй удушающей
Темнотой коварной рождённый страх.
И арканом волки голодные
Вкруг него смыкались с рычанием.
Стаей бесов мыши летучие
На лицо и плечи обрушились.
Словно вихрь, мелькало во тьме ночной
Люцифера копьё разящее,
Сеял смерть и боль каждый взмах его,
Гибель нёс его крови жаждущим.
На земле и в небе крушил врагов
Щит его из Света и пламени.
До кольчуги коснувшись огненной,
Гибли с воем Тьмы порождения.
Сколь ни жёг Люцифер их яростью,
Сети мрака лишь крепче делались,
А из бездн подземных вставала тень
В ризу лат одетого воина.
Тьма сгущалась над ним кромешная,
Льдиной чёрною на плече его,
Возвышалась секира грозная.
Щит его могучий, как диск Луны,
Заслонённый Солнцем сияющим,
На руке его скорой битвы ждал.
Словно горы плечи могучие,
Как дубы крепки ноги резвые,
От шагов его затряслась земля,
От дыхания стужей веяло.
А в болоте, кишащем гадами,
Светоносный враг до колен увяз,
Крепко держат цепи змеиные,
Ядом жалят жестоко пленника.
Руки стали волкам добычею,
Рвали тело пасти кровавые,
И ручьи стекали багровые
По кольчуге, из Света сотканной.
С визгом диким мыши летучие,
Перепонками крыльев хлопая,
Пили кровь из лица горячую,
Сквозь прорехи в кольчуге огненной
Впились в плечи его уставшие.
Тёмный воин, в латы закованный,
Размахнулся рукою мощною,
Выше леса поднял оружие,
Выше неба секиру острую
Для удара занёс смертельного,
Чтобы глыбой льда погасить огонь,
Чтобы Тьме вернуть красоту её.
Сколь осталось сил - все собрал их враг,
Прочь волков от себя раскидывал,
Из лица и плеч изувеченных
Вырывал мышей ненасытных он,