Сколько лет прошло, сколько сгинуло,
Сколько зим ушло, в воду кануло
С той поры, когда боги правили,
Боги правили позабытые.
И пирует люд, Перуна предав,
И ликует люд, смертью жизнь поправ.
И не ищет люд той дорогушки,
И не помнит он тайной тропушки,
Кто найдет ее, тот умом силен,
А пройдя ее, богом станет он.
А ходили ей люди старые,
Люди древние – наши пращуры.
Называли же всё промеж собой
Ту тропу они Дорогой Адовой.
**** **** ****
Как на отшибе, вдаль от города,
На пригорке под ясным солнышком
Простиралась та деревня старая,
Деревня малая, да в десять хат всего.
Жили в хатах тех старики одни,
Лишь остаток лет доживали там.
Молодой певец, да ненашенский
В деревеньку ту раз наведался,
И одет он был во всё тёмное,
И смотрелся он черным вороном,
И гитару он за плечами нёс,
На шее крест был, да перевёрнутый.
Заходил в избу, хозяйке кланялся,
На икону же украдкой скалился.
И стекался люд с деревеньки всей,
Гостю новому всегда радостный.
Ан узнать чего в мире деется,
Ан и сам узнать с чем наведался.
Но не молвил гость о земле большой,
О пути своем он умалчивал.
Говорил же он, больше спрашивал
Об отшельнике, о Всеславиче.
Где и как найти старика сего,
Одинокий дом где его сыскать.
Отвечал народ на его слова:
«За горой живет, на поляне он,
В той дубраве, что дурно славится.
Там изба стоит деревянная,
Там душа живёт окаянная.
Перед ним-то люд страхом полнился
В годы древние, в годы давние.
А теперь и смерть заплутавшая
Не боится уже Всеславича.
Не найдёшь икон ты в избе его,
Только идолы деревянные.
Он слывёт колдуном да безбожником,
Но коль хворь иль беда приключалися,
То к нему за советом бегали.
Но давно уж никем не хожена
Та дорога, что небом проклята.
И не ведаем, али жив еще,
Али нет на свете отшельника».
Посуровел гость, пригорюнился,
Думой мрачною призадумался.
А деды галдят вместе с бабами:
«Ты останься у нас, сын, на ноченьку,
Утро вечера мудреней поди.
Уж и солнышко низко клонится,
И закатом уж небо красное;
Ты почто к отшельнику держишь путь?
Он знаком тебе или родственник?
За советом ли направляешься,
Любопытством ли праздным тешишься?»
Отвечал чужак, да не те слова:
«Хоть и рад у вас эту ночь побыть-
Старика боюсь не застать в живых,
Не знаком он мне и не родственник,
А ведет к нему лишь один вопрос.
Только он помочь мне сумеет в том,
Что лишь мудрость седая ведает».
Говорили тут люди старые:
«Не ходи ты в лес в пору темную,
Ох, недобрый он, неприветливый,
Не найдёшь избу до полуночи –
Пропадать тебе смертью лютою».
Но не стал отступать перед ночью он,
Попрощался с людьми деревенскими,
Удалялся прочь без оглядки в лес.
Ногам – дорога, а старым – поклон.
**** **** ****
Лес стеною встал перед путником,
Полон шорохов был неведомых,
Сквозь корявые ветки ясеней
Свет Луны пробирался на травушку.
С неба звезды глазами волчьими
Наблюдали за темным странником.
Уж давно зашло Солнце красное,
И взошла Луна, да кровавая,
Не найдёт никак путь он проклятый,
Уж отчаяньем сердце полнится.
И стоит сосна вся иссохшая,
Вся иссохшая, да во мхе сыром.
Пригорюнился путник, нахмурился,
Думой мрачною призадумался.
Ведь поодаль он проходил уже –
Словно леший недобро тешится,
В путы ловит в ночи прохожего.
Не прошел он вперед и сажени –
Глядь, на той сосне черти прыгают,
Вот заметили, подошли к нему:
«Уж давно к нам никто не захаживал,
Сторонится леса крещёный люд.
Ты куда бредёшь, человечий сын?
Ты с какой бедой к нам наведался?»
Отвечал певец с дерзновением:
«А ищу старика я Всеславича,
Аль живёт он в лесу отшельником,
Али мёртв уже – то не ведаю.
Ну а вы меня заморочили,
И продолжить путь не даёте мне».
«Не желаем тебе мы гибели,
А помочь тебе постараемся,
Доведем до жилища Всеславича».
И зовут певца, тянут за руки,
И всё глубже в лес пробираются.
Вот к пещере пришли заброшенной,
Стал тут путник зол, не идёт вперёд:
«Не шутите со мной, нечистые,
Да неужто здесь дом Всеславича?»
Черти прыгают, ухмыляются:
«Тот уж мёртв давно, кого ищешь ты,
Унесло зверьё кости белые,
Но в пещере сей его дух живёт,
Его книга там чародейская».
Ну а путник лишь головой мотнул,
Подошёл неспешно к пещере той,
И учуял он злобу древнюю,
Злобу древнюю, позабытую.
Развернулся тут ловким зверем он,
Да на чёрта он люто кинулся,
Да швырял его в нору темную.
Тут на путника черти бросились,
Но за первым в пещере сгинули.
Задрожит тут холм под деревьями,
И захлопнется пасть чудовища.
Наблюдал певец диво дивное –
Головой живой обращался холм,
Зеленой травой сплошь заросшею;
Как рога на ней сосны крепкие,
И глаза её, злобой полные,
Обратили взор свой на путника,
И кричали черти отчаянно
На зубах ее, да в аршин длиной.
Полилась рекой кровь нечистая,
И смолкали крики предсмертные.
Да и молвил холм, словно гром гремел,
Словно гром гремел, словно зверь рычал:
«Угодил мне, путник, на славу ты,
Всласть рогатыми да попотчевал.
Не пугайся холма ты древнего,
А поведай, с чем в лес пожаловал,
Может статься, я чем помочь смогу».
И без страха ему отвечал певец:
«Не страшны твои зубы острые,
Не пугает взор твой пылающий,
Старика боюсь не застать в живых,
Не застать в живых да Всеславича.
Про тебя же, холм, всё мне ведомо.
Со времён седых, незапамятных
Поджидали вы бедных странников;
Снёс давно народ ваши головы,
Уж не думал я, что остался кто».
Ухмыльнулся холм злой улыбкою:
«Что сказал ты мне, то всё истинно.
Тьму веков в лесу я недвижимо,
Про отшельника и не слыхивал.
Зверя дикого ты поспрашивай,
Коли смерть ты обманешь хитростью».
Не терял понапрасну он времени,
И в обратный путь он направился.
Ох, непрост был чужак, да ненашенский,
На шее крест был, да перевернутый.
**** **** ****
Ой, и долгим казался путь страннику,
Пробирался он через заросли,
Через чащи шел непролазные.
Уж и Солнцу бы время выглянуть,
Но горит Луна в небе полная,
Да сияют всё звезды ясные.
Не шумят листвой ветры буйные,
Ни зверья, ни птиц не слыхать вокруг.
На полуночи время замерло,
У сосны кривой время сгинуло.
Всё опять же к ней возвращался он,
И взорвался лес смехом дьявольским.
Приуныл певец, сел на травушку,
С наваждением, знать, не справится.
Снял с плеча он гитару звонкую,
А была она, да ему под стать,
Сплошь вся черная, да с рисунками,
Замки древние серебром блестят.
И басовые струны крепкие
Он настраивал, звуки слушая.
Заводил он, да песню грустную,
О любви запел, о загробной он,
О страдании, о безвременном,
О дороге пел во всю жизнь длиной.
Вёл о боли сказ о всеведущей
Ничего не видя вокруг себя.
А допевши песнь, в темноту взглянул,
И заметил он средь густой листвы
Точки красные, глаза волчии,
Глаза волчии, глаза лютые.
Поднимался тут странник медленно,
Взгляд свой в сторону не сворачивал.
Но стояли звери оскалившись,
Тут один из них вышел к путнику,
Молвил голосом человеческим:
«По душе мне песнь твоя тихая,
Светлой грусти и боли полная.
Не страшись, певец, волчьей пасти ты,
Дикой своры, что мне послушная.
А ответь же, странник, поведай мне,
Ты с какой бедой бродишь по лесу?»
Отвечал певец зверю серому,
Волчью пастырю в пояс кланялся:
«Человек ты был по рождению,
Но Луна и волк в твою жизнь вошли,
Увели тебя с человечьих троп,
Привели тебя в стаю вольную,
А теперь у них вожаком ты стал,
Ты, людьми всегда проклинаемый.
И что дом родной этот лес тебе,
Укажи ты мне путь к отшельнику,
Уж отчаялся я найти его».
Ровно в душу он зверю лютому
Заглянул словами правдивыми,
Поднялась к Луне песня волчия,
Угадал певец боль звериную.
Подставлял вожак спину сильную:
«Не найдёшь в ночи ты дороги той,
Ночью леший здесь злобой тешится,
Только волчий след не запутаешь,
Довезу тебя до Всеславича».
**** **** ****
Уж взошла давно Луна полная,
Но не спит отшельник, всё мается.
Третий век уже доживает он,
Но по лесу смерть его рыскает;
Он глядит с крыльца, в ночку темную,
В ночку темную, беспросветную.
Там спешит к нему да торопится
Стая серая, стая хищная.
На спине вожака человек сидит
И бежать он прочь не пытается,
Словно другу зверю доверился.
И спешит вожак с ношей темною,
Со своей спешит стаей серою,
Прямиком к избе, ко Всеславовой.
Тут узнал колдун волчья пастыря,
Князя своры лютых охотников
Ночью зверем тот бродит по лесу,
Человеком днем обращается.
Частым гостем был у отшельника,
И лечил старик раны рваные.
Кто же тот храбрец, кто пожаловал?
Кого звери в ночи не тронули?
**** **** ****
Уводил вожак стаю хищную
На охоту в лес, да в полуночный,
Подходил певец к дому старому,
К дому старому, деревянному.
А вокруг-то всё были идолы,
Перуна столбы, да Велесовы,
Что народом давно покинуты,
На кресты золотые сменяны.
На пороге ждал старец сгорбленный,
Он в рубахе льняной, заношенной,
Борода его ниже пояса,
Сединой белы его волосы,
Да косицей лыковой стянуты.
И сказал Всеслав тёмну страннику:
«Ой ты гой еси, добрый молодец,
Ты в недобрый час в лес пожаловал.
Коль сыскал меня, заходи в избу,
Да садись на лавку дубовую,
За простой мой стол с белой скатертью».
Угощал его, чаем потчевал,
На лесных на травах настоенным,
Подносил ему мёду дикого,
Мяса заячья запеченого.
Удивило певца угощение,
Доброта да щедрость хозяина.
Незнакомца кто примет ласково?
Кто доверится неизвестному?
Накормил старик гостя досыта,
Заводил беседу неспешную:
«Кем ты будешь, мой гость полуночный,
Не один ли будешь из тех людей,
От Велеса с Перуном отрёкшихся?
Али бардом по свету странствуешь?
Аль владеешь ты силой тёмною,
Раз волков себе взял в помощники?»
Говорил ему путник вежливо:
«Не из тех я буду, Всеславович,
Кто богов своих хоронил в реке,
И не бард, кто по свету странствует,
Не владею я силой темною,
Только песнь моя по душе пришлась,
По душе пришлась князю волчьему.
Есть в крови моей знанье древнее,
Кто учил меня – не поведаю,
Но тоска моё сердце ранила,
Дали имя мне вместо старого,
В честь ушедшего бога славного,
Трижды Мудрым Гермесом звался он.
Долог путь мой был до избы твоей,
Я тебя не чаял застать в живых,
Ведь твоей лишь старости ведомо,
Где исток у Дороги Адовой».
Мудрым вороном посмотрел старик,
Тихим голосом молвил путнику:
«Не спешу в могилу я хладную,
Не спеши и ты, добрый молодец,
Ты живи на Земле да на Матушке,
Ты под небом ходи, под Батюшкой,
Не ищи ты Дороги Адовой,
Та Дорога богами хожена,
А ведёт она к трону тёмному
Самого Сатаны – Повелителя.
Кто дойдет до трона великого,
Рядом место тому уготовано.
И среди богов будет равным он,
Тому в пояс миры поклонятся.
Но из сотни едва ли дойдёт один,
Не дойдёт один и из тысячи,
Лишь один дойдёт из тьмы путников.
Прокричат вослед тебе вороны,
И травой могила покроется,
Унесут ветра мессу чёрную,
И развеют прах твой над речкою».
Отвечал Гермес на его слова:
«Что опасна Дорога, ведаю.
Но коль выбрал путь, не сверну уже».
«Так послушай же слово мудрое.
Не ищи тот путь на земле сырой,
Не ищи его ты под волнами,
Чтоб найти его, нужно кровь пролить,