- Далеко еще, Михал Семеныч?
Старпом возник на палубе внезапно – будто с неба сверзился, заставив капитана вздрог-нуть. Сутулый, с грубой беспорядочной щетиной, в мешковатой шубе до колен, закутанный в пушистый капюшон. Зубы стучат, щеки алеют от мороза. Круглые очки с треснувшей линзой запотели и покрылись снежной коркой. Неужели в них он умудрялся что-то видеть? 
Самойлов чиркнул зажигалкой. Желто-алый язычок прорезал темноту и облизнул только что вынутую самокрутку. Воздух смешался с сизым дымом. 
- Не знаю, Борь, не знаю. С курса вроде бы не сбились, а вот где она, эта земля, одному Богу известно. – Самойлов вдруг поморщился, будто понюхал керосина. – Кстати, что за официальщина? Просил же так меня не называть!
И это было правдой. С Борисом они ходили в море задолго до Катаклизма и за двадцать лет стали хорошими друзьями. И хотя субординация обязывала обращаться к капитану как к старшему по званию, Самойлов это строго пресекал. 
- Извини, Мишань. Привычка. Я чего пришел-то... – Борис воровато огляделся, словно боялся, что его услышат. – Люди нервничают, спрашивают, далеко ли нам до суши. Только утром подходило человек пятнадцать. А у нас запасов дня на три-четыре. С этим надо что-то делать. Как бы они на уши тут все не подняли. 
- Пока я здесь, никто паниковать не будет. Или я не капитан.
- Но что я им скажу?
- Что я не Господь Бог и делаю все, что в моих силах, - раздраженно отозвался капитан. – Увы, но в радиусе полумили ничего пока не видно. Я уверен, через день-другой мы обяза-тельно на что-нибудь наткнемся. Можешь, кстати, так и передать. 
- А что с показателем дозиметра? 
- Пока что не фонит. А дальше видно будет.
Капитан поспешно сплюнул через левое плечо, нахмурился. Щелчком отбросил дымя-щийся окурок в океан. Только радиации им не хватало!
Ночь раскинулась над кораблем, как черный полотняный купол с серебристой россыпью бледно тускневших звезд. Небо безмолвствовало, ветер хлестал тугими струями, швырял в лицо колючую снежную пыль. Волны с шумом бились о железный корпус корабля, кислым зловонием тянулся смрад отравленного океана. Мертвого – как и весь мир. 
Корабль под названием «Вальтер», лишенный топлива, лениво полз по водной глади, по-винуясь слабому течению. Ковчег – так теперь называли туристическое судно пассажиры. Те немногие полторы сотни человек, что умудрились выжить после Катастрофы. И теперь на-деялись жить дальше. Только как это осуществить, Самойлов представлял с трудом. 
Чем больше они блуждали по бескрайним ледовитым водам, тем сильнее обострялось чувство обреченности у капитана. Да, он всячески подбадривал людей на корабле и сыпал обещания, но что толку? Если в ближайшие пару дней они не найдут землю, то, скорее всего, погибнут. 
Самойлов стряхнул с шапки-ушанки белую крупу и съежился – снежное крошево посы-палось за пазуху. Смахнул с кустистой бороды остатки снега.
- Помнишь торгаша из Плавучей крепости, который нам телятину протухшую пытался втюхать?
- Ну? – капитан прищурился. 
- Никак не выкину из головы его рассказ о Черных рифах. Помнишь, он сказал, что есть в Атлантике такое место, где всегда туман, а под водой живут сирены. - старпом взволнованно повел плечами. – Как думаешь, он не шутил? 
Самойлов едко усмехнулся:
- Тебе уже пятый десяток, а веришь во всякую чушь. Соврал он все! Озлобился, что мы не взяли его на корабль, вот и стал запугивать. 
- Он говорил, это какие-то особые мутанты с женскими завораживающими голосами. Сначала усыпляют своим пением, потом утаскивают на дно.

 Рифы, может быть, и существуют. Но сирены – нет! Я даже слушать не хочу. Тем более, туманы здесь почти всегда. Мы же в Антарктике! И потом… ты видел хоть один корабль, кроме нашего? 
Старпом запнулся, помолчал и покачал головой. 
- Вот и я не видел. Если бы нашлись следы какого-нибудь судна, кто-нибудь уже заметил бы. И знаешь, Борь… порой мне кажется, что мы одни не только в этой гребаной Атлантике. Мы одни во всем этом ублюдском мире.
Щеки капитана налились тяжелой кровью. Самойлов отвернулся, облокотился на высокие поручни и замолчал. Надолго замолчал.
- А ты чего такой смурной? – насторожился Борис. – Случилось что? 
- Да как тебе сказать… Не дает покоя этот наш найденыш.
- Ты о том крепыше, которого мы подобрали в лодке на северо-востоке? – помрачнел Бо-рис. – Как его? Кирилл, по-моему… А что не так? Нормальный вроде парень. Мирный. И ра-ботает исправно, наравне со всеми.
- У него шуры-муры с моей дочерью! - капитан зло сплюнул. – Ошивается все время око-ло нее и взглядом пожирает, будто кот весной. Придушить хочется! 
- А она чего? – глаза старпома округлились – это было видно даже сквозь замерзшие стекла очков.
- А у нее любовь, едрысь-мадрысь! Видите ли, в душу ей этот сопляк запал! 
- Ну а чего ты удивляешься? Молодая, влюбчивая... Да и выбора на корабле особо ника-кого. Может, у них и правда чувства? 
- Не знаю, как это у них там называется, но чую, этот хмырь ее во что-то втянет. Все это плохо кончится и для меня, и для нее. Мне надо думать, как скорей добраться до земли, а мысли заняты этим засранцем! Тьфу!
Борис похлопал капитана по плечу.
- Все будет нормально, кэп. Твоя дочурка уже взрослая, сумеет отличить доброго принца от поддонка. К тому же, характером она упертая, вся в тебя. Если что-то в голову взбредет, ничем не прошибешь, поверь.
- Это меня и пугает. 
Повисло напряженное молчание. Несколько секунд они смотрели молча в далекую звезд-ную чернь, потом старпом оборонил несмело:
- Ну, хочешь намекну ему, чтобы отстал? Одно слово – и он в погребе будет сидеть, пока мы не причалим к суше. Ты же знаешь, я найду, к чему придраться и за что его туда отравить. 
Самойлов фыркнул и едва сдержался, чтобы не согласиться.
- Пока не надо. Сам за ним буду присматривать. Даже если надо будет бросить все дела на корабле, я глаз с этого гада не спущу! 

- Не понимаю я твоего папу!
На палубе было привычно тихо. Юля смотрела в его широко распахнутые глаза и, каза-лось, целиком в них окунулась. Левая рука была в его руке, а правая игриво подбиралась к темной шевелюре. Девушка прижалась к подбородку, чистому и гладкому, втянула носом воздух. 
От Кирилла в этот вечер пахло по-особенному. Нежно, с ощутимой, но не раздражающей горчинкой. Словно парень где-то раздобыл парфюм – что с самого начала показалось невоз-можным. Она уже забыла, как это – когда от парня так приятно пахнет. А учитывая контингент вонючих потных мужиков на корабле, такой приятный запах был в новинку.

Они стояли около двери в камбуз и целовались. Сегодняшняя вылазка была особенно рискованной. Капитан, ее отец, устроил ночью очередной обход кают и если, не дай бог, за-метит их отсутствие, достанется обоим.
Тут до Юли наконец дошли слова бойфренда, и она насупилась, внимательно взглянув на молодого человека:
- Это еще почему?
- Слишком он у тебя правильный. Каждый вечер ходит по каютам, что-то проверяет и со-брания проводит. Правила еще какие-то придумал. Ровно двадцать три ноль-ноль – отбой, а в семь – подъем… Не жизнь, а каторга! 
- Он это делает не потому, что ему скучно, - наморщила лоб девушка. – На корабле необ-ходим порядок. 
- Все законы и порядки умерли, как и наш мир. Кому они теперь нужны?
- Без них, мой милый, все наше спасательное судно превратилось бы в зверинец, - сказала Юля. – Сколько на «Вальтере» человек? Сто пятьдесят? Представь, что будет, если все спа-сенные поймут, что до земли мы, может быть, не доберемся. Представляешь, что тогда нач-нется?
Кирилл согласно хмыкнул.
- Люди иногда бывают пострашнее тысячи мутантов.
- Вот. А говоришь, порядок не нужен… Папа желает экипажу лишь добра, поэтому и строг ко всем без исключения. Даже ко мне.
- Тиран, - оскалился Кирилл.
- Нисколечко! Он просто очень сильно меня любит. 
- Он это так же будет объяснять, когда захочет меня за пристрелить, - хихикнул тот. – Поверь, вот так и скажет: «Это все ради тебя, родная…»
- Дурак! – Юля легонько его оттолкнула, засмеялась. – Возможно, он перегибает палку, но, родной… это мой папа. Он… такой. Не может реагировать спокойно, когда в моей жизни появляется новый ухажер. 
Кирилл вдруг дернулся, словно обжегся. Цокнул языком, с наигранным негодованием взглянул на девушку. На лбу прорезалась морщинка.
- Так, так, так… И много у тебя их было?
Юля загадочно улыбнулась. Напряженный разговор сошел на «нет», и они снова слились в поцелуе. Минуты вместе пролетали незаметно. Юля поймала себя на мысли, что готова простоять на холоде хоть до утра – лишь бы Кирилл был рядом. 
Когда их губы разомкнулись, она встретилась с парнем глазами. Взгляд его был чистым, трепетным и любящим. В черных вздыбившихся волосах блестели хлопья снега, щеку рассе-кал косой, едва заметный шрам, глаза горели ярче звезд, губы покрылись трещинками, по-краснели. Секунда – и они разъехались в улыбке, отчего на щеках появились ямочки.
Как же она любила эти ямочки!
С самого утра ребята были заняты на корабле. Кирилл пахал, как волк, в машинном отде-лении, а Юля стряпала на кухне вместе с женской половиной экипажа. Времени на встречи оставалось мало. Приходилось жертвовать сном, чтобы побыть вдвоем хотя бы час, и иногда казалось, что отец специально заваливает их работой, чтобы они меньше виделись. 
- А что мы будем делать, когда доберемся до земли? – спросила девушка мечтательно. 
Юля развернулась к Кириллу спиной, прижалась всем телом. Теплые мозолистые руки мягко обхватили талию, сцепились кольцом на животе. Сквозь поношенную куртку парня и небрежно свешенный шарф чувствовалось, как неистово клокочет сердце. 
- Ну… сперва, наверное, поженимся. Потом ты постареешь, станешь вредной теткой, и придется подыскать тебе замену. 
- Дурак, дурак и еще раз дурак!
Она легонько двинула его локтем в живот, а тот наигранно согнулся, закряхтел.

Откуда-то издалека послышалось размеренное, быстро приближающееся шорканье. Юля дернулась, хотела было броситься бежать, хватая за руку Кирилла, но... 
- ЮЛЯ!
Голос одернул, как пощечина, заставил замереть. Властный и жутко знакомый.
Отец выглядывал из-за угла камбуза, пристально смотря на них. Самойлов весь налился краской, на лице забегали желваки. 
- Добрый вечер, капитан, - сказал Кирилл непринужденно, но было слышно, как голос дрогнул. – А как вы здесь…